Станислав Садальский не собирается останавливаться на месте и хотя очень сильно скучает по работе в театре, который сейчас оказался в списке подвергающих опасности заведений, продолжает наслаждаться блогерством и публикует все новые посты в своем Инстаграм-аккаунте.
Заслуженный артист любит делиться трогательными стихотворениями и тематическими фотографиями. В этот раз актёр театра и кино, теле- и радиоведущий, блогер, журналист, которому следующим летом исполнился уже 70 лет, решил написать о правде жизни и опубликовал следующие строки московской поэтессы Веры Сергеевны Бутко:
Она не была в Эмиратах,
Не видела Рим никогда
И вряд ли увидит когда-то:
Ей не с кем оставить кота.
Ей снится порой на рассвете
Родной её город — Чита.
Она и туда не поедет:
Ей не с кем оставить кота.
А боль, словно острая спица,
Засела в районе хребта…
Но как она ляжет в больницу?
Ей не с кем оставить кота.
Ей скоро уже девяносто —
Она доживет и до ста.
Секрет долголетья? Всё просто:
Ей не с кем оставить кота.
Подписчикам очень понравилась суть и подача этого стихотворения, многие узнали в этих строках себя, однако, беспокойство вызвало то, как выглядит артист, который решил опубликовать свежую фотографию из дома.
На снимке Станислав Садальский грустно смотрит на камеру, при этом его лицо выглядит то ли больным, то ли заплаканным, и на нем надета актуальная в наше время черная маска, которая защищает от вирусов.
Поклонники выразили свое беспокойство в комментариях: «Стас, что-то Вы не очень выглядите. Еще эта маска. Настораживает, мы переживаем. Вы не заболели случайно? Вид не ахти. Коронавирусом все же заболели? Мне кажется, Стас немного приболел. Здоровья вам!»
Кроме того, появились догадки, что у Станислава Юрьевича — заплаканное лицо из-за плохих новостей, ведь ранее скончались его друг и коллега Армен Джигарханян, а затем и родной дядя Виктор Бархат, которому он также посвятил трогающие за душу строки Леонида Филатова:
О, високосный год – проклятый год.
Как мы о нем беспечно забываем
И доверяем жизни хрупкий ход
Всё тем же пароходам и трамваям.
А между тем в злосчастный этот год
Нас изучает пристальная линза.
Из тысяч лиц – не тот…, не тот…, не тот…
Отдельные выхватывая лица.
И некая верховная рука,
В чьей воле все кончины и отсрочки,
Раздвинув над толпою облака,
Выхватывает нас поодиночке.
А мы бежим, торопимся, снуем, —
Причин спешить и впрямь довольно много —
И вдруг о смерти друга узнаем,
Наткнувшись на колонку некролога.
И стоя в переполненном метро,
Готовимся увидеть это въяве:
Вот он лежит, лицо его мертво.
Вот он в гробу. Вот он в могильной яме…
Переменив прописку и родство,
Он с ангелами топчет звездный гравий,
И все что нам осталось от него, —
С полдюжины случайных фотографий.
Случись мы рядом с ним в тот жуткий миг —
И Смерть бы проиграла в поединке…
Она б его взяла за воротник,
А мы бы ухватились за ботинки.
Но что тут толковать, коль пробил час!
Слова отныне мало что решают,
И, сказанные десять тысяч раз,
Они друзей — увы! — не воскрешают.
Ужасный год!… Кого теперь винить?
Погоду ли с ее дождем и градом?
…Жить можно врозь. И даже не звонить.
Но в високосный год держаться рядом.